Автор: DM
Дан Маркович родился 9 октября 1940 года в Таллине. По первой специальности — биохимик, энзимолог.
С середины 70-х годов – художник, автор нескольких сот картин, множества рисунков. Около 20 персональных выставок живописи, графики и фотонатюрмортов. Активно работает в Интернете, создатель (в 1997 г.) литературно-художественного альманаха “Перископ”. Писать прозу начал в 80-е годы.
Автор четырех сборников коротких рассказов, эссе, миниатюр (“Здравствуй, муха!”, 1991; “Мамзер”, 1994; “Махнуть хвостом!”, 2008; “Кукисы”, 2010), 11 повестей (“ЛЧК”, “Перебежчик”, “Ант”, “Паоло и Рем”, “Остров”, “Жасмин”, “Белый карлик”, “Предчувствие беды”, “Последний дом”, “Следы у моря”, “Немо”), романа “Vis vitalis”, автобиографического исследования “Монолог о пути”.
Лауреат нескольких литературных конкурсов, номинант “Русского Букера 2007”. Печатался в журналах “Новый мир”, “Нева”, “Крещатик”, “Наша улица” и других. ………………………………………………………………………….. …………………………………………………………………………………………………………………………
Dan Markovich was born on the 9th of October 1940, in Tallinn. For many years his occupation was research in biochemistry, the enzyme studies. Since the middle of the 1970ies he turned to painting, and by now is the author of several hundreds of paintings, and a great number of drawings. He had about 20 solo exhibitions, displaying his paintings, drawings, and photo still-lifes. He is an active web-user, and in 1997 started his “Literature and Arts Almanac Periscope”. In the 1980ies he began to write.
He has four books of short stories, essays and miniature sketches (“Hello, Fly!” 1991; “Mamzer” 1994; “By the Sweep of the Tail!” 2008; “The Cookies Book” 2010), he wrote eleven short novels (“LBC”, “The Turncoat”, “Ant”, “Paolo and Rem”, “White Dwarf”, “The Island”, “Jasmine”, “The Last Home”, “Footprints on the Seashore”, “Nemo”), one novel “Vis Vitalis”, and an autobiographical study “The Monologue”.
He won several literary awards. Some of his works were published by literary magazines “Novy Mir”, “Neva”, “Kreshchatyk”, “Our Street”, and others.
Посмотреть все записи автора DM
…………………………………………………………………. …………………………………………………………………….
Странный человек, Рем, он не умел жить, как это делает большинство людей – находить радость и смысл в простых ежедневных поступках и делах. И не понимал того, к чему привязаны сильные умом – они ищут умственные связи между вещами и событиями, населяющими жизнь. И то и другое было не по нем. Он был безнадежно укоренен в другой жизни – он чувствовал… да – чувствовал живые связи вещей, событий, и отображал их на холсте, бумаге – кистью или пером, языком пятен, цвета, линий, и ничего другого представить себе не мог.
Неплохо бы запить, он вспомнил – “неплохо бы? Бутылка где?..” Вот она, на холстине перед ним, рядом с миской, черная, с серебряной наклейкой на кривом пузе: изображение пустыни, верблюда, солнца должно было пробудить жажду даже у человека, не страдающего избытком воображения. Рем не страдал, он со своим воображением спокойно уживался – не отделял воображаемого от действительного. Крайности переходят в свою противоположность: при всей чувствительности, в обычной жизни он был почти неуязвим. Но если что-то проникало, достигало его сердцевины – а это могло быть что угодно, ни предвидеть, ни остановить – то заваривалась такая каша…
Он взял бутылку за горло и осторожно, не отрывая донышка от стола, стал наклонять, еще не зная, во что нальет вино. Стакан доставать было лень, чашка изгажена остатками кофе, темно-коричневой, почти черной гущей, и в этом мраке он завидел рыжие отблески, откуда? Внимание его отвлеклось, а бутыль, наклоненная, терпеливо ждала. Далеко в стороне от окна тяжело опускалось солнце, багровый шар сплющился и каплей ртути искал прорехи, щели в горизонте. Все на земле в пределах проникновения прямого луча, и чуть искривленного тоже, светилось красным, багровые и розовые отблески плыли от вещи к вещи, куски оранжевого хрома и красного кадмия увязли в кофейной гуще…
Выбросить бы, но он грязнуля – смотрел в свой любимый коричневый, с отблесками и намеками на разные цвета… – и ленился. Наконец, очнулся, вспомнил о бутылке… Наклонил, наконец, ее и вылил остатки вина в миску, из которой они с котом ели жидкую пищу, лакали, да…
Кот иногда пробовал вино, коротко и быстро касался языком и с отвращением отворачивался, при этом у него такая была рожа, что Рем не мог удержаться, не сказать товарищу – “ты прав, все-таки гадость!..”.
В бутылке оставалось больше стакана, и вино сначала падало с легким звоном, пока миска была пуста, далее с журчанием, тонуло само в себе, и пенилось. – Свинья, – весело сказал бы Зиттов, если бы видел это безобразие… – кто же так обходится с вином… Впрочем, полметра вонючей кишки – и все перемешается. Ты не представляешь, какая гадость у нас внутри…
И тут же рассказал бы, как учился у одного чудака, на севере Италии, впрочем, знаменитого, который и то умел, и это, но ничего до конца не доводил. Этот Леонардо искренно верил, что без детального знания анатомии художнику делать нечего, и, более того, не следует ограничиваться внешними чертами, пропорциями тела, формой груди и зада, живота и спины, а, видите ли, необходимо знать, что расположено внутри, и как влияет на внешнюю форму тела его внутреннее содержание…
– Говенное содержание, – смеялся Зиттов.
– Ничего такого художнику не надо, парень, какая анатомия…
Не об этом содержании вовсе речь, имей в виду!
.. ………………………….
Рем неимоверно устал за день, давно столько не ходил. Сидел за столом как сырой пень, не было даже сил перебраться на кровать. Взял миску пальцами за край, поднес ко рту, вылил в себя вино вместе с остатками еды, вот так!…
Его знакомые отвернулись бы с негодованием, но ему наплевать. Идите к черту, он бы им сказал. Выпив всё, он, как заядлый пьяница, перевернул бутылку, подождал пока пробегут по внутренней стенке бойкие капли, с мелким звуком упадут в чашку… обнял бутылку двумя ладонями и стал согревать, рассчитывая выдавить из нее еще немного, а может, ни на что не рассчитывал, просто приятно было сжать этот тяжелый с толстыми стенками предмет…
При этом он думал о своем деле, нечастое для него занятие; неудачный поход к Паоло пробудил в нем тяжелые неуклюжие рассуждения. Разве не странно само желание передать простыми линиями, пятнами, мазками, красками на холсте или чернилами на бумаге – весь мир?
Не удивительна ли способность разглядеть в мертвых пигментах жизнь?
Обычно Рем до таких глубин не доходил. А Паоло многое знал, но до сердца не допускал, от знания, он считал, одна тревога.
Будь точным в том, что видишь, он говорил.
– Как можешь изобразить, если не знаешь точно, – он скажет Рему.
– Печальная картина, твой мир, едва проступающий из темноты…
Жизнь светла и прекрасна, парень!..
Она прекрасна? Или ужасна? Или непонятна? Рем не знает ответа, в нем все смешалось…
Но он чувствует, точность не весь мир, а только освещенная поверхность.
– Завтра снова двинусь к нему.
Но с этим стариком осторожней надо – он ведь что угодно мне может доказать…
Dan Markovich
