…….……………………
Вечер наседает, на улице зябко стало… Ненадолго вышел, долго возвращаюсь, авоська с продуктами в руке. К счастью, незаметен никому… Заблуждение! Здесь сразу замечают существо, оставшееся без присмотра, непонятен человек с глазами, повернутыми внутрь, он лишний на карте жизни, которую складывают из деталей сегодняшнего дня, как из копеек – рубли…
Я понимаю, о чем вы, сразу отвечу на незаданный вопрос – только чуть-чуть, чтобы смягчить жесткость наступающего на пятки дня. Дешевое вино, лучше крымское, есть еще там хуторок, неиспорченные бизнесом люди, понимающие толк в винограде. Стаканчик утром, еще один в обед, ну, два… и память не огорчает больше, а это главное, “don’t worry, be happy”… как-нибудь всё утрясется, уляжется, прояснится… Остановился, стою за деревом, осматриваю местность. Родной пейзаж, но с каждым возвращением меняется, люди постоянно что-то портят…
Дерево спилили, зачем? Вдоль одной из дорог глубокий ров, экскаватор с ревом рвет корни деревьев, рабочие молча наблюдают…
Давно понял – погибающий мир: подкрасить можно, всерьез исправить – не получится. Но что поделаешь, подчиняюсь обстоятельствам, которые сильней меня. Руки вверх перед реальностью, она всегда докажет, что существует. Но это только часть меня, слабосильная, опрокинутая в текущий день, а за спиной моя держава, в ней сопротивление живет, упорное, молчаливое… в траве, в каждом листе, стволе дерева, во всех живых существах, и я своею жизнью, нерасчетливым упрямством поддерживаю их борьбу. Настоящая жизнь в нас, только в нас! И незачем придумывать себе, в страхе, загробное продолжение. Нелепые басни о будущем блаженстве даже хуже, чем заталкивание в сегодняшнюю сутолоку и грязь. Но лучше, скрепя сердце, продолжить прерванную тему… В мыслях можно везде перебывать, но возвращаться все равно приходится. Неожиданности при возвращении дело привычное, неприятности тоже, главные из них – подозрительность аборигенов и необходимость каждый раз восстанавливать нить событий. Повторения не улучшают дела, наоборот, скольжения все круче, выскальзывание из своих просторов все резче происходит, все печальней… Слабые ниточки привязывают меня к текущей жизни, время отсутствия удлиняется, моменты присутствия в реальности укорачиваются…
Вот так и прыгаю, туда-сюда, и ничего с собой поделать не могу. А если честно, то и не хочу – без путешествий в собственную жизнь исчез бы мой Остров, мое убежище, сердцевина. Тот самый, Необитаемый, из первой книги, наложившей руку на всю жизнь. Истинное одиночество! Оно от строгости оценок. От поисков соответствия самому себе. От невозможности размывания границ, нетерпимости к терпимости…
История постепенно обретает форму. Посмотри на себя со стороны, а что, слабО?.. А вот и посмотрю…
…………………………
Меня зовут Роберт. Родители, поклонники оперы, решили, что звучит красиво. Но я называю себя Робин. Робин, сын Робина. Мне было пять, когда мать начала читать мне ту книгу, а потом отказалась – времени мало. Бросила меня, не добравшись до середины. Только-только возник Необитаемый Остров, и она меня оставляет, намеренно или, действительно, дело во времени – не знаю, и уже не узнаю. Что делать, я не мог остаться без того Острова, собрался с силами, выучил алфавит и понемногу, ползая на коленях, облазил свое сокровище. И не нашел там никого, я был один. Это меня потрясло. Как в тире – пуляешь из духовушки, и все мимо, только хлещет дробь по фанере, и вдруг!.. задвигалось все, заскрежетало, оказалось – попал. Это я попался. Изъян во мне был от рождения, наверное от отца. – Кем ты хочешь быть, сынок? Теперь уже часто забываю, как его звали, отец и отец, и мать к нему также. Он был намного старше ее, бывший моряк. С ним случилась история, которая описана в книге, или почти такая же, теперь никто не знает, не проверит. Преимущество старости… или печальное достояние?.. – обладание недоказуемыми истинами. Так вот, отец… Он лежал в огромной темной комнате, а может мне казалось, что помещение огромно, так бывает в пещерах, стены прячутся в темноте. Я видел его пальцы. Я избегаю слова «помню», ведь невозможно говорить о том, чего не помнишь. Да, пальцы видел, они держались за край одеяла, большие, костистые, с очень тонкой прозрачной и гладкой, даже блестящей кожей… они держались за надежную ткань, поглаживали ее… То и дело по рукам пробегала дрожь, тогда пальцы вцеплялись в ткань с торопливой решительностью, будто из-под отца вырывали почву, и он боялся, что не устоит. Руки вели себя как два краба, все время пытались убежать вбок, но были связаны между собой невидимой нитью. А над руками возвышался его подбородок, массивный, заросший темной щетиной… дальше я не видел, только временами поблескивал один глаз, он ждал ответа. А что я мог ответить – кем можно быть, если я уже есть… – Так что для тебя важно, сын? – Хочу жить на необитаемом Острове. Руки дернулись и застыли, судорожно ухватив край одеяла. – Это нельзя, нельзя, дружок. Я понимаю… Но человек с трудом выносит самого себя. Это не профессия, не занятие… Я спрашиваю другое – что тебе нужно от жизни? Сначала выясни это, может, уживешься… лучше, чем я. Надо пытаться… У него не было сил объяснять. И в то же время в нем чувствовалось нарастающее напряжение, он медленно, но неуклонно раздражался, хотя был смертельно болен и слаб. – Хочу жить на необитаемом остро… – Кем ты хочешь стать, быть? – Жить на необитаемом… Не хочу быть, я – есть… Я не хочу… Никем. – Юношеские бредни, – сказала мать, она проявилась из темноты, у изголовья стояла, и, наклонившись к блестящему глазу, поправила подушку. – Я зажгу свет. Отец не ответил, только руки еще крепче ухватились за ткань. Нехотя разгорелся фитилек керосиновой лампы на столике, слева от кровати… если от меня, то слева… и осветилась комната, помещение дома, в котором я жил. Тогда я упорствовал напрасно, книжные пристрастия и увлечения, не более… они соседствовали со страстным влечением к людям, интересом, стремлением влиться в общий поток. Но вот удивительно – своя истина была гениально угадана недорослем, хотя не было ни капли искренности, сплошные заблуждения, никакого еще понимания своего несоответствия… Но возникло уже предчувствие бесполезности всех усилий соответствовать. Ощущения не обманывают нас.
…………………………
За уходы в свое пространство нужно платить, мне говорят. Давно знаю. Оно не настоящее, меня уверяют, а только память, воображение, разговоры с самим собой… не жизнь, а выдумки. Они правы, но примитивной куцей правотой. Я определяю реальность по силе впечатлений и переживаний, мой Остров от времени не зависит. Постепенно начинаешь замечать, что с удалением от общего пространства, этого коммунального жилья… большая перемена происходит – общая форма жизни, как чувствуешь ее, меняется. Она, как неимоверно длинная, со скучными повторами, пыльная в колдобинах дорога – исчезает, растворяется… События перестраиваются независимо от времени и действия причин: незначительные тают, а те, что важны, сближаются, сплетаются вокруг единого центра, одинаково доступны, в пределах видимости внутреннего зрения… очищаются от мелочей… Наивысшее достижение старости… или печальный итог жизни?.. – свой Остров, истинный дом. Имею то, что всегда хотел иметь. Но при этом теряю то, что больше всего ценят в реальности – жизне-способность. Так что не признавайся никому, откуда прибыл, а то попадешь в чужие руки, что может быть хуже?.. А со стороны, из окон видят, стоит человек или ходит по ограниченному пространству. Вышел по насущным делам, теперь гуляет, домой не спешит…
…………………
Однажды высказал вслух свое мнение о прошлом и настоящем, записал звук. Послушал голос – хриплый, ломкий, российский холод мне всю жизнь был вреден. Я так любил Крым, отдельную землю, тоже остров – свободный воздух, утро, свежесть… начинает пробиваться солнце, трогает кожу… Запах… Когда мне было тридцать, впервые попал туда. Знакомые часто ездили, рассказывали, как там, а у меня времени не было. Работал изо всех сил, особенно летом. Возвращались знакомые, загорелые, усталые, веселые, и рассказывали, что за чудесная земля Крым, а я им не верил… Нет, верил, но мне и здесь хорошо, да и времени нет. И вдруг, в один миг оказалось – времени-то уйма, работать летом не обязательно. Так иногда бывает, проснулся, видишь – жизнь повернулась другой стороной. Внутренние изменения накапливаются незаметно, и вдруг – решение… Оно не мысль, а готовая убежденность, непонятная самому, что надо только так, и больше никак. «Едем» – говорит приятель, он там дважды в год, весной смотрит, как все цветет, осенью – как зреют плоды, а иногда и зимой успевает отдохнуть. Что ж, едем, говорю – действительно, времени много, а Крым, говорят, чудесная земля. Оказывается, всего одна ночь. Я вышел из поезда, ранее утро, не особенно тепло, даже прохладно, во всяком случае, ничего удивительного со стороны температуры, и у нас так бывает по утрам, но воздух… Нет, запах, конечно, запах – это совсем другой мир, вдыхаешь без конца и не устаешь… Мы долго ходили, искали подходящее жилье, приятель знал в этом толк, а я молчал, смотрел по сторонам. Поселок низенький, грязный, везде канавы, мусор, под чахлыми кустами лежат собаки, отдыхают от жары… кухоньки, в крошечных садиках на грядках кое-какая зелень натыкана, и, представьте – растет!.. заборы перекошены, везде хибары, хибарки, хибарочки, отовсюду голые ноги торчат, очки, носы… движение, беготня – собираются к морю… Кругом невысокие холмы, песок, пыль, камень, дальше – повыше, одна вершина, поросшая зеленым лесом, рядом скалистый утес, и еще, и в море круто обрывается вся гряда. Солнце начало уже припекать, но удивительно приятно, я хотел, чтобы оно меня насквозь пропекло, чтобы я стал как этот камень, песок, пыль – сухим, горячим… А воздух – он другой, у нас тоже чистый воздух есть, но здесь он еще простором пахнет, как на краю земли. Это и есть край, ведь дальше только море. И все совершенно беззаботно кругом, здесь дел быть не может, творить не хочется, зато можно почти не есть. Наконец, мы нашли дом, он стоял на высоте, над морем. Внизу, еще ближе к воде, тоже поселок, но нет такого простора, приятель говорит – здесь лучшее место. Мы бросили вещи, пошли на берег. Там кучами лежали тела, мне это сразу не понравилось, я говорю – давай, отойдем. Мы шли довольно долго вдоль воды, людей становилось все меньше… наконец остановились, сели на песок. Море казалось выше головы, горизонт поднялся, изогнулся… Я дышал. Так мы сидели часа два или три, потом приятель говорит – пошли, поедим, а завтра начнем купаться. Мы прошли еще дальше, начались рощицы с кривыми деревцами, которые торчали из камней, здесь уже не было никого. Постояли, море начало плескаться – поднялся ветерок. Здесь нельзя жить постоянно, я подумал, также как в раю… Нашли кафе – длинный сарай, железный, голубого цвета, там был суп, второе, творог и компот, народу мало – все еще греются. Поели, и я захотел спать, ужасно, неодолимо, мне стыдно было признаться, потому что еще утро. – Неплохо бы отдохнуть, – говорит приятель, – первый день всегда так, я этого воздуха не выдерживаю. Вернулись на квартиру, легли, он сразу заснул, а я подошел к окну. Вижу – все как золотом облито, сверкает вода, по краям картины темные горы, и все вечно так, вечно, было и будет здесь… Потом я лег и заснул – до вечера. Приятель несколько раз уходил, приходил, а я все спал. Так я приехал в Крым.
…………………….
Вспоминается легко, само в голову вплывает, стоит перед глазами непрошенной картиной… То, что само приходит – главная память, «столбики полосатые» указывают дорогу в кромешном хаосе впечатлений. И тут же понимаю – что было, то прошло, вернуться некуда. А если вернешься, там другое: неудобства жизни, тяжелое тело, беспокойные мысли о нем, раздражение от праздных толп… Раньше там было место, где сила, бесстрашие, быстрота, всё, что воспитал в себе, слабосильному детству вопреки. Бегал по холмам, худел, думал… почти не ел… Время настоящих – внутренних перемен. Видел во сне: я старый, приезжаю… подхожу к окну… Посёлок… все тот же… И чужой. Тоска.
…………………………
Когда глаза изменяют мне, я или болтаю, или пишу. Свободно проникаю в мир иллюзий, рассуждений о том о сём, скольжу по прошлым впечатлениям… и с треском скатываюсь обратно в текущий день, мир при этом молчит, ни за ни против, – я здесь не нужен. Вопрос, где живу, с годами становится сложней… От моих размышлений о своей жизни, об Острове, который люблю… возникла куча слов… Я повторял свои мысли и шепотом, и вслух, на улице и в пустой комнате, на свету и в темноте… Они не казались мне весомыми, не откладывались плотным осадком – я постоянно возвращался к одним и тем же вопросам, чувствовал себя сидящим в пустой комнате с распахнутой дверью за спиной. Мысли, вылетевшие в вольный воздух, казались бесформенными, легковесными, как пар от дыхания… В один из моментов странствий по своему треугольнику мне вдруг стало ясно – нужно не просто всё продумать, а навести порядок словами, припечатать их к белому листу. Написанное обладает особой силой – слова становятся тяжелей, вязче, мысли сцепляются… Выходит, придется записать?.. преодолевая неприязнь к долгим разговорам… Записать чтобы понять… и от себя отодвинуть. Бывает, читаешь прозу, – и мысли симпатичные, и написана неплохо… А все равно – жуешь слова. Редко, но бывает – вроде бы ни букв, ни текста, а сразу возникают голоса, картины, люди… бросаешься участвовать…Потом очнешься… Но долго-долго… вспомнишь, вздохнешь… Слова только такие признаю, от которых рождаются картины.
А ведь я со слов начинал.Когда мне было семнадцать. Хотел писателем стать. Но о чем писать?.. Все казалось не интересным для рассказа. Выдумал несколько историй, в духе Эдгара По, которого недавно прочитал. Никому не показывал свои рассказы. Больше всего меня волновал вопрос – есть ли способности… Страшно, вдруг скажут: способностей нет! Что тогда делать?..
А писать хотелось. Тем временем школа кончилась, я поступил в университет. Буду врачом, решил – врачу открываются людские тайны, тогда мне будет, о чем писать. Теперь мне писать стало некогда. В общежитии, где я жил, дежурил старик со спокойным добрым лицом. Он курил трубку. Как-то я услышал, что он говорит по-английски с нашими филологами. Я решил познакомиться с ним.
Однажды вечером, когда он дежурил, я подошел к нему. Он оказался добрым человеком, и образованным. До войны был журналистом, много писал. Я решил показать ему свои рассказы. Нет, эта мысль пришла ко мне не сразу, я долго говорил с ним и все больше убеждался, что такого умного человека мне видеть не приходилось. И я, наконец, сказал ему, что хотел бы стать писателем, но вот не знаю, способен к этому или нет. Он не удивился, спокойно сказал: “Покажите мне, что вы пишете”. Я тут же принес, он стал читать. Я смотрел на его спокойное лицо… Сначала у меня сердце сильно билось, а потом я успокоился – я доверял ему, как когда-то в детстве доверял старому врачу, который прикладывал ухо к моей тощей груди, и вокруг становилось так тихо, что слышно было звяканье ложечки на кухне, отдаленные голоса… Вот так я смотрел на него, а он читал. Потом он отложил листочки и улыбнулся мне. – Пишите, пишите… – он сказал. – Плохо?.. – Честно. Вы не понимаете, как это важно. Давать советы не берусь, только… не выдумывайте особенные слова, пусть все будет просто, но точно. И не так важно, что ЗА словами, важней то, что НАД ними. Я не понял. – Что у вас над этой строчкой – всего лишь другая, а должен быть воздух, понимаете, – простор, много места, чтобы свободно дышать, петь, не спотыкаться о слова… Тогда вы приведете читателя к смыслу, не измотаете его, ясно?.. Нет, я не понимал. – Все ваши ощущения, страсть вложите не в отдельные слова, а в дыхание фразы, в интонацию, подъемы и спады… Трудно объяснить, может и не нужно это… – Он виновато смотрел на меня – морочит голову… – Напечатайте пореже. Читайте вслух, помогает. А главное – слушайте себя, слушайте… Он улыбнулся – «больше ничего не знаю… старайтесь, обязательно старайтесь, пишите…» Вот и все. Он ничего не сказал мне про способности, пишите да пишите… Больше мы с ним не говорили, а потом меня перевели в другое общежитие, и я потерял старика из виду.
С возрастом многое приходит как бы само, на основе старых впечатлений. Для этого невозможно специально стараться, себе приказывать, управлять, – только напряженное ожидание… только не спать!.. Внутренняя работа, о которой мало что знаешь… Старик молодец. Он мог бы разобрать рукопись по косточкам, но зачем?.. Он ведь сказал мне – пишите, а мог ничего не говорить. Я ждал похвалы, а напутствие мимо ушей пропустил. И он поделился тем, что мучило самого, не иначе! И, может, потому перестал писать?.. А может все-таки писал… Кто теперь знает.
Дан Маркович Продлжение следует
